Стоит отметить, что к моменту, когда была запущена нынешняя беспрецедентная волна тотального террора — а это 12 июня, когда Собянин запустил новый этап насилия в Москве, и далее волнами оно начало распространяться по стране — за два прошедших месяца режим сумел удвоить число тех, кто вошел в статистику. Что-то там, наверное, нарисовали, но в целом принуждение дало результат, пусть и не выдающийся. Нужно понимать, что удвоение произошло исключительно недобровольно под жесточайшим принуждением.
Сейчас на время террор снижен. Не везде и не слишком сильно, но определенные послабления введены в большинстве регионов, хотя есть и те, кто продолжает насилие с прежним усердием — та же Ростовская область.
Проблема понятна: в ситуации, когда власти не верят ни на грош, повторить нынешний результат и вакцинировать еще хотя бы 15-16 миллионов человек, доведя показатель примерно до трети населения, удастся только в случае, если новая волна насилия будет еще выше летней. При этом на подходе уже ревакцинация. Власть, как и положенно мошенникам, уже успела переклеить сроки годности и теперь заявлено, что вакцина действует не полгода, а девять месяцев. Это тот срок, по истечении которого уже привитый человек должен будет снова идти на укол — и так, судя по всему, до конца жизни. Жизнь — это теперь просто способ обогащения фармацевтической мафии. Но с учетом возникающих сложностей (и производственных, и психологических, и проблемы доверия) создание параллельных потоков вакцинируемых и ревакцинируемых нагрузит управленческую систему до критического уровня, который и так на пределе.
При этом единственным инструментом администрации концлагеря «Россия» остается только насилие. С каждой новой «волной» она вынуждена повышать его уровень просто потому, что иначе результат будет гораздо хуже предыдущего раза. А это ставит вопрос о пределах террора потому, что административная система не может бесконечно его повышать. Не из гуманных соображений — это зверьё не вздрогнет, если две трети населения хоть завтра вымрет. Но из соображений управляемости. Террор — это всегда кризис, это мобилизационное напряжение. Дохлый путинский фашизм не вытягивает непрерывный террор просто потому, что он дохлый. Поэтому ему нужна периодическая релаксация.
В итоге мы окажемся в любопытной ситуации. «Четвертую» волну насилия режим еще вытянет. На пределе, на соплях, но потянет. Уже понятно, что примерно с октября 21 года он начнет снова завинчивать и закручивать — плановые показатели сами себя не нарисуют. До нового года возможностей хватит, далее придется объявлять об очередной победе над вирусом и снова снижать уровень агрессии. В Сирии Путин, кажется, победил три раза, почему бы ему не победить в четвертый раз коронавирус?
В ходе «четвертой волны» режим выйдет , скорее всего, на минимальную планку в 35 процентов вакцинированных (а не выйдет, так нарисует), после чего их число начнет сокращаться, так как девять месяцев, которые заявлены как срок, на который вакцины дают иммунитет, начнут заканчиваться. В принципе, можно снова переклеить этикетку со сроком годности — ну и что, что на вашем йогурте немножко плесени? Ложкой уберите и кушайте на здоровье. Но в любом случае «пятая волна» потребует от властей террор настолько высокого уровня, что вышедшая на критический уровень управляемость начнет давать сбои. В Москве, Петербурге, некоторых миллионниках сил карателей и гестапо, чтобы удержать обстановку, хватит. Сыпаться начнет в регионах. Причем губернаторы будут врать нещадно — как врал якутский начальник или карельские чиновники про пожары. Москву интересует только тишина и спокойствие, любые проблемы на территории — минус в карму губернатора. Так что врать и выкручиваться будут до упора, когда уже все заполыхает.
«Пятая волна» (это где-то весна 2022 года) поставит жесткий вопрос — либо любой ценой и невзирая на продолжать нагонять показатели, но с резким ростом рисков утраты управляемости, либо прекращение насилия на достигнутом уровне и попытка начала досрочного трансферта (трансформации) режима. Оба варианта крайне некомфортны для режима, так как он не готов ни к какому. Он уже вообще ни к чему не готов, его реакция на любой раздражитель носит исключительно рефлекторный текущий характер. Планирование как процесс исчезло из управленческой культуры путинского режима.
Однако нужно понимать, что первый сценарий — любой ценой продолжаем насилие — ведет к стихийным процессам, которые могут перейти в неконтролируемый распад режима, начиная с периферии. Второй сценарий — досрочный трансферт — дает шанс режиму на проектный сюжет, но неподготовленность к нему создает риски для управляемости процессом просто в силу неготовности к нему.
22 год начинает выглядеть все менее определенным. Как сейчас, продолжаться уже не может. Все ресурсы для такого продолжения выбраны. Можно привести аналогию с натянутой до предела цепью — она еще держит, но внутренние дефекты в каком-либо звене делают его «внезапно смертным», причем узнаем мы об этом только тогда, когда это звено лопнет. Прогнозировать — какое и когда — в такой ситуации просто невозможно. Потом, когда звено лопнет, это объявят приходом «черного лебедя», хотя здесь, конечно, чистейший сопромат и теория конструкционных материалов. Ничего черного и пернатого тут нет.
Но и попытки ослабить натяжение цепи могут привести к тому же результату — либо в том же звене, либо в другом (что скорее всего). Время сжимается, запущенный глобальный проект «новой нормальности» его не оставляет. Либо у них все получится, либо все развалится окончательно. Россия, как глубокая периферия этого глобального проекта, пока еще пытается встраиваться в него, пусть и на тех же периферийных условиях, но у нее есть как внешние факторы риска, связанные с реализацией «новой нормальности», так и внутренние, связанные с тяжелейшим управленческим кризисом внутри самого режима. А значит — мы объективно находимся в гораздо более рискованном положении, чем развитые страны.
Примерно так же происходило и в 1917 году. Да не примерно, а именно так. Первая мировая и нынешняя коронавирусная войны аналогичны по своей сути. И царский режим, и режим Путина глубоко ущербны и несамодостаточны. Чем все закончилось тогда — известно. Чем все завершится сейчас — пока ещё нет.