Тогда, в 14 году, масштабного вторжения не состоялось. Было решено ограничиться локальной интервенцией для принуждения Киева к заключению Минских договоренностей. При этом ни о каком признании, а тем более присоединении Донбасса в 14 году речь не шла, люди и территория стали переговорной позицией Кремля. Товаром, проще говоря.
Нынешнее обострение, если вспомнить, было запущено после того, как Зеленский запретил вещание каналов агента Кремля Медведчука. После чего началось демонстративное сосредоточение войск возле границы. И дело даже не в том, чтобы порадеть за своего человека — исключение Медведчука из украинской политики фактически лишает Кремль последнего инструмента влияния на нее. Поэтому и демонстративная подготовка к вторжению под общим лозунгом «можем повторить». То, что армия давно превратилась в силовое крыло оргпреступной группировки в Кремле, своеобразных «быков», давно не удивляет — в бандитском государстве иначе не бывает. Присяга и что-то там про защиту народа — это для кретинов, в реальности армия обслуживает правящее Россией сословие воров и уголовников.
Готовится ли вторжение сейчас? Без политического решения оно не состоится. Политическое решение имеет цель. Которая не выглядит биномом Ньютона. Кремль хочет «вернуть всё взад», восстановить статус-кво. Раз у Минского процесса нет и не может быть решения, значит, он должен быть загнан в тупик до скончания времен (или до смерти Путина — что наступит быстрее). Другой политической цели у нынешней демонстрации нет и быть не может.
Разговоры о том, что Кремль пойдет на признание независимости Донбасса (не говоря уже о присоединении) выглядят крайне неубедительно. Зачем? Если статус-кво — это цель, то признание это статус-кво ломает бесповоротно, а значит, Минский процесс полностью отменяется. Чтобы начать новый, нужно снова воевать, причем без дураков, наносить военное поражение украинской армии (что сделать в 21 году неизмеримо сложнее, чем летом 14 и зимой 15), и принуждать Киев к новому миру. С международной обстановкой в 21 году тоже всё гораздо сложнее, чем в 14 и 15. С экономической и внутренней ситуацией в России — тоже. «Крымский консенсус», на фоне которого Путин мог идти на любые авантюры с одобрения «глубинного народа», исчерпан. Он уничтожен пенсионной реформой и карантинным террором.
Поэтому пока собранная вдоль границ группировка — это всё-таки не для вторжения. И уж точно не до победоносного похода к Днепру и ко Львову. Тем более, что 110 тысяч человек для этого маловато, а больше собрать невозможно — это и так четверть всей армии. Пригнать к украинской границе еще столько же, значит, оставить оголенными целые стратегические направления.
Группировка в 110 тысяч человек — это «группа поддержки» для локального вторжения на очень локальных направлениях либо для усиления «Народной милиции» в случае украинского наступления. Хотя украинское наступление выглядит тоже не слишком реалистичным — по крайней мере сейчас.
В сущности, ключевой вопрос — это вернет ли Зеленский лицензию на вещание телеканалов Медведчука или нет. Вернет — значит, статус-кво восстановлено, армия может разъезжаться по домам. Не вернет — придется что-то делать. Но аккуратно и по возможности без срыва к реальным боевым действиям. Хотя война — это такая штука, когда слово «аккуратно» не слишком применимо. Армия в поле является угрозой как окружающему пространству, так и самой себе.
Почему целью нынешнего противостояния является именно восстановление статус-кво? Да потому что Путин (да и весь его режим) зациклены на «стабильности». Он уже не в состоянии создавать вероятности — ни психологически, ни ресурсно. Та модель экономики, политики, которая сформировалась по итогам 20 лет его правления, вошла в состояние бесповоротного банкротства. Поэтому любое изменение для нее может стать фатальным. Именно поэтому параноидально понимаемая «стабильность» и есть цель любых решений, принимаемых в Кремле. Ничего другого там нет.