Однако сегодня не 2000, а 2020 год. Двадцать лет — большой срок, и кризис, который уже тогда накрывал США, сегодня нависает девятым валом. Всё похоже, но всё не так.
Стоит сразу оговориться. Этот праздник жизни все равно не наш, оба (всё ещё) кандидата — не наши избранники, да и наши проблемы их не волнуют. Поэтому болеть за кого-то из них — дело, конечно, личное, хотя и в определенном смысле ставит вопрос о степени разумности болельщика.
США, как ведущая страна мира, а вместе с ними и вся глобальная экономика столкнулись с классическим кризисом капитализма, который наблюдался и ранее. Кредитная экономика позволяет побеждать любые иные, некапиталистические системы, за счет опережающего развития, которое и обеспечивается кредитной накачкой реальной производящей экономики. США выгодно использовали еще и статус доллара, как мировой валюты, что позволяло им не накапливать инфляцию внутри своей экономики, а попросту разбавлять ее в окружающем пространстве. В химии есть такой термин «бесконечное разбавление», когда объем растворяемого вещества пренебрежимо мал с объемом растворителя. Увы, но экономика — не химия.
Однако непреложные экономические законы рано или поздно, но приводят к ситуации, когда падающая рентабельность становится ниже кредитной ставки. С этого момента начинается долговой кризис, который может длиться достаточно долго за счет размеров самой экономики, но как любой хронический кризис, обладает по-житейски понятным завершением — большой шкаф падает громче. Когда схлопывается национальная экономика — это больно и тяжело. Но когда накрывается экономика глобальная, то «плохо», «больно» или «тяжело» - слишком мягкие определения того, что начинает за этим происходить.
В любом случае возникает катастрофа, которая решает ключевую проблему. Точнее, две. Первая — кто за все заплатит, и вторая — это расчистка строительной площадки для нового строительства. Капитализм-то остается таким же, как и был — кредитным. А потому новая итерация повторит предыдущую — накачка кредитами, бурный рост, падение рентабельности — новый кризис. И ничего другого тут не придумаешь. До тех пор, пока деньги — это товар, никакой иной схемы в основе экономической системы не будет.
В эпоху национальных государств ответ на первый вопрос: «кто за все заплатит» решался банальной войной, где две группы капиталистических хищников «мочили» друг друга, попутно решая и вторую задачу — уничтожение материальных ценностей и ликвидацию промышленного потенциала. Что, собственно, и есть «расчистка площадки».
В эпоху глобальной экономики прежний подход бессмысленнен по сути. А потому противостояние идет уже на наднациональном уровне, где еще сохраняются рудиментарные остатки прежнего деления мира на национальные государства и их союзы, но деление уже произошло по другому базовому признаку. В схватке сошлись финансовая олигархия, живущая на ссудный процент, и промышленная, живущая на маржу.
Это, кстати, вполне объясняется законами развития кризиса. Системный кризис может быть преодолен либо за счет внешнего по отношению к системе ресурса, либо за счет поглощения одной части системы и высвобождения ресурса, потребляемого ранее ею. После краха СССР западный капитализм, который находился уже в состоянии кризиса, использовал внешний по отношению к себе ресурс — попросту ограбив бывший советский блок. Чем продлил — ненадолго — свое существование. На десять лет примерно. После чего рухнула Япония и тяжело заболел весь остальной капиталистический мир. Сегодня внешнего ресурса нет — мировая система капитализма стала глобальной. Поэтому она может разрешить возникшее противоречие только за счет пожирания самой себя.
В ситуации кризиса и катастрофы обе глобальных группировки находятся в состоянии того же кризиса и катастрофы. Но задачи перед ними стоят ровно те же — кто за все заплатит и как зачистить площадку под новое строительство.
Речь при этом не идет об аннигиляции как одной, так и второй олигархии. Если ликвидировать финансистов — то кто будет давать промышленникам кредиты? Если зачистить промышленный капитал — то кого финансировать победившим финансистам? Поэтому речь идет о том, что послевоенный мир должен быть лучше довоенного с точки зрения победителя. Как и всегда. То есть, завершающим аккордом войны будет новое мировое соглашение — новые правила игры. И так — до следующей катастрофы.
Беда не приходит одна. К классическому кризису капитализма добавился и еще один. И не менее катастрофический. Это переход к новому технологическому укладу. Причем специфика нового уклада такова, что предыдущий (точнее, текущий) Пятый уклад — это экономика непроизводящая, а вот Шестой — это как раз производящий уклад, насыщенный цифровыми технологиями из уклада Пятого. Здесь и идет вторая битва: что именно будет первичным — технологии управления или технологии производства. Либо управление будет диктовать производству, либо производство будет подбирать подходящих для него управленцев и управленческие технологии. Выбор сегодня неочевидный. И его, кстати, вообще невозможно сделать. Его можно только установить.
Именно победа одной из двух олигархий — финансовой или промышленной — и даст ответ на базовый выбор перехода к Шестому укладу: что первично — управление или производство.
И без того крайне сложная конструкция мировой войны дополнительно усложняется параллельной войной, идущей на полях НТР. Кстати, чисто визуально это можно проиллюстрировать примером — ай-ти миллиардеры (Гейтсы, Цукерберги и т. д.) против технологического производственника Илона Маска, который не скрывает скепсиса к ним и симпатий к их противникам. Там, конечно, все гораздо сложнее, но мы о сугубо внешней стороне. О картинке.
Собственно, это и есть общий обзор театра военных действий. Они уже идут — правда, в виде локальных столкновений. Уже не только на периферии, но совсем в горячую стадию еще не перешли.
И вот о горячей стадии можно говорить на примере американских выборов. Причем оговорюсь — никто до самого последнего момента не скажет, начнутся ли они именно в этом месте. Гадать и предполагать — это одно, но станут ли итоги этих выборов триггером, запускающим новый, более высокий уровень мирового конфликта — станет известно только после того, как это произойдет. Или не произойдет. У нас тут катастрофа, а катастрофа принципиально непрогнозируема. То есть — пророк уровня Моисея и может сказать, что, как и когда, но пророчество — это не прогноз. Это озарение. Рационально же, находясь в ситуации катастрофы, сказать, какой именно атом толкнет зависшую в неопределенном положении скалу, не может никто. Ни внутри катастрофы, ни вне ее. Хотя «вне» в случае глобального конфликта не существует.
А вот теперь, наверное, есть смысл вернуться к американским выборам. Точнее, к развитию этого процесса.