На самом деле у Асада имеется на сегодняшний момент две стратегические задачи, решение которых в принципе способно переломить ход всей войны: взятие под контроль границы и программа послевоенной реанимации страны и изыскание соответствующего решению этой задачи ресурса.
Не решив эти задачи, никаких шансов не только выиграть, но и остановить войну нет.
Любая победа или достижение Асада (или напротив - боевиков) в решении или воспрепятствовании решения этих задач и дает основание вести речь о стратегии действий.
Является ли взятие Алеппо стратегической победой правительства? Точно нет. Просто потому, что граница остается под контролем кого угодно, но не Асада. Чтобы взять ее под контроль, ему нужно решить проблему двух курдских анклавов — Африна и Кобани-Хасаки, проблему Идлиба и главное — проблему присутствия в северном Алеппо турецкой армии, проводящей операцию «Щит Евфрата». Возможно ли это решение военным путем? Нет. Однозначно нет. Асад даже провинцию Алеппо территориально контролирует менее чем на 20 процентов, и для взятия ее под себя ему придется победить и курдов, и турок, и боевиков, и ИГИЛ. А кроме Алеппо есть и еще территории. Идлиб, Ракка, Дейр-эз-Зор, южные провинции.
С послевоенным устройством ситуация еще менее определенна. В 2015 году называлась сумма в 100 миллиардов долларов — оценочный ущерб сирийской экономике, нанесенный этой войной. Почти за два года после этого сумма явно увеличилась. При этом без послевоенного восстановления война будет продолжаться вне зависимости от любых благих пожеланий и договоренностей — люди берут в руки оружие теперь не только по политическим мотивам, а по причине банального выживания: защищая принадлежащее им или пытаясь отнять чужое, чтобы выжить самому. Та тысяча населенных пунктов, которые присоединились к перемирию — это те городки, которые не просто обязались прекратить боевые действия против правительства, а гарантировали свой нейтралитет по отношению ко всем сторонам войны при условии признания права на самостоятельную защиты своего города и общины. Проще говоря — не пускают к себе никого — ни боевиков, ни солдат, ни наемников, а в случае чего имеют право на оборону от всех. Это и есть прообраз системы выживания при рухнувшей инфраструктуре.
Здесь вопросов больше, чем ответов и решений. Хотя бы потому, что последних нет вообще. Даже если предположить, что будут изысканы необходимые 100 миллиардов (естественно, внешних ресурсов, своих нет даже на войну), то вопрос — кому они будут выделены? Асаду? Запад на это не пойдет. Боевикам? А кто у них умеет не только воевать? Без решения этой проблемы никто денег не выделит — не только 100 миллиардов, но и просто 100 долларов.
Проблема решается через создание некоего переходного правительства — но переговоры о таковом постоянно заходят в тупик, и стороны продолжают воевать в надежде вынудить другую сторону принять свое решение. Без переходного правительства никто денег не выделит, но и с ним по щелчку найти 100 миллиардов крайне сложно. Их просто нет — ни у России, ни у Ирана, ни у Запада. Кризис. Возможно, существенная сумма найдется у Китая — но его, понятно, не пустит ни Запад, ни страны Залива.
В итоге имеем глухой тупик. Кроме того, не нужно забывать, что помимо средств на восстановление (которых нет и непонятно, кто и кому их выделит), нужны существенные средства на поддержание текущего состояния. На гуманитарную помощь миллионам людей, оставшихся без средств к существованию. Без этого люди будут вынуждены брать в руки оружие, чтобы выжить и прокормить себя и семьи. То есть — воевать. А это — по самым скромным оценкам, по десятку миллиардов в год. 5 лет восстановления — еще 50 миллиардов.
Все сказанное не учитывает еще один аспект — Исламское государство. Оно чувствует себя вполне сносно, и если бы иракская коалиция могла бы нанести ИГ военное поражение под Мосулом, для Сирии это было бы существенным подспорьем: Мосул — крупнейший ресурсный фактор ИГ, без него возможности группировки-государства сокращаются сразу наполовину.
Но коалиция зависла под Мосулом, и еще четыре-шесть недель такого штурма — и может встать вопрос: а удержит ли правительство Багдад? Не повторится ли ситуация лета 14 года?
Вот, собственно, самый краткий и сжатый перечень вопросов, ответы на которые должны быть получены для того, чтобы оценить взятие Алеппо. Без этих ответов повторится то, что уже произошло в Пальмире: город взяли, концерт провели и.. И ничего.
На мой взгляд, тупик пока неразрешим. Нет согласия ни по одному вопросу ни у кого. Ни добровольного, ни компромиссного, ни вынужденного.
Мнение — победили в Алеппо, будем побеждать и дальше — интересно, но бессодержательно. Война — это напряжение всех сил и ресурсов. Готовы ли Россия, Иран (точнее, потянут ли) воевать еще год-два-пять? Вопрос непростой даже для стабильной обстановки, в условиях кризиса он вообще выглядит диким.
Лозунги про внешнеполитические интересы России тоже требуют расшифровки — внешняя политика всегда обслуживает интересы развития страны и экономики. Если правящий режим не только не развивает, а всеми своими действиями ликвидирует и страну, и ее экономику — то о каких внешних интересах вообще идет речь? Что мы еще умеем, кроме торговли нефтью и газом? Если при двукратном (и даже более) падении цен на нефть доля сырья в экспорте продолжает держаться на уровне 70%, а номинальный ВВП с 13 года сократился с 2113 млрд долларов до 1236 млрд в 15 году (на 0,9 трлн долларов) — а впереди еще итоги 16 года, и падение будет еще существеннее — то какие интересы мы проецируем на внешней арене? У нас сегодня одна проблема — собственная экономика. Причем проблема катастрофическая, судя по динамике.
Я понимаю, что российское телевидение воспитало потребителя текущих новостей без малейшего понимания их внутренней сути. Картинка — всё, содержание — ничто. Комикс-культура бессодержательных калейдоскопических сюжетов правит бал, и оценить происходящее требует серьезного усилия. Уже поэтому не могу обвинять тех, кто не способен подняться ни на миллиметр над транслируемой картинкой: это не их вина, а их беда. Это вина государства, воспитавшего идеальных потребителей, в том числе и потребителей информации. Не задумывающихся о ее содержании, не способных совместить не только противоречия, а даже обычные причинно-следственные связи. Это государственное преступление против народа, который сознательно обыдляется и дегенерируется всей системой пропаганды и образования.
Тем не менее, проблема войны в Сирии и нашего в ней участия, а также смысла нашего участия в этой войне остаются. И остаются без ответа.
В принципе, сейчас складывается крайне удачная ситуация — объявить о грандиозной победе в Алеппо и свернуть свое участие в войне до минимального порога. Ограничиться защитой критически важных территорий на побережье и вокруг Дамаска, оставив остальные на волю судьбы.
Либо воевать дальше, просаживая ресурсы страны, а главное — беря ответственность за послевоенное устройство Сирии. В общем-то, цена обустройства Сирии — Олимпиада с Мундиалем. Ну, может, еще футбольный клуб «Челси» на сдачу. Потянем. Понятно, для этого придется еще сильнее залезть в карман населению России, ввести еще десяток налогов и сборов, закрыть еще десяток тысяч школ и больниц. Не 40, а 60 процентов населения страны станут жить ниже прожиточного минимума в кромешной нищете — нам не привыкать. Лишь бы не было войны, понятно же.
Только даже до этого нужно будет еще дожить и победить в сирийской войне — последовательно снести боевиков, курдов, загнать турецкую армию обратно в Турцию. И, понятно, победить-таки ИГИЛ. И это — тоже время, деньги и кровь. Много времени, много денег и очень много крови.
Но если об этом всём не хочется думать — то да, можно улюлюкать и кричать об очередной победе. Это как раз проще всего.